116

вошло в быт народов Советского Союза.

        Впрочем, и сами «господа» румынские бароны, эти маленькие хищники, в свою очередь являлись аграрным придатком еще более сильного хищника – немецкого империализма. Так что молдавский народ изнемогал под двойным прессом. Из молдавского народа выдавливали все его жизненные соки с двух сторон. С одной стороны его жали румынские помещики, с другой стороны – немецкие фашисты.

        Единственная мельница, которую мы заметили с воздуха, принадлежала немцу. Немец был монополист. Он держал в своих руках всю округу, этот кулак и живодер. Он опутал своими сетями всех. От него зависел каждый местный земледелец. Все были у него в долгу. Все снимали шапки и низко ему кланялись.

        Теперь Красная Армия освободила село. Немецмельник сбежал. Он даже не успел разрушить мельницу – так стремительно наступала Красная Армия! Немец бежал, теряя штаны и высунув язык. Он оставил свой дом, лучший дом в селе, выстроенный с покушением на «стиль» – с террасой, со столбиками и стенами, выкрашенными масляной краской под мрамор. Он оставил свою контору со столами и стульями «модерн», свой несгораемый шкаф, свои бухгалтерские книги, списки своих должников.

        Теперь в его доме остановился командир подразделения штурмовиков гвардии подполковник Шундриков.

        На полу разостлана громадная карта. Подполковник Шундриков входит в комнату с большой вешалкой. Он накладывает ее на карту. Она служит линейкой. Он проводит по линейке красным карандашом черту. Это новый курс на Кишинев, на Яссы.

        – Не угонишься за пехотой. Скоро и карты не хватит, – говорит Шундриков, – надо новые листы подклеивать.

        Сквозь открытое окно врывается шум моторов. Подполковник мельком смотрит на небо:

        – Наша пара возвращается с разведки. Садятся.

        Через пять минут в комнату входит пилот в шлеме, в комбинезоне, в унтах, с большим целлулоидным планшетом у колена.

        – Товарищ гвардии подполковник, с разведки вернулся лейтенант такойто. Разрешите доложить?

        – Докладывайте. Где были? Что заметили?

        – Пересек Прут, Жижию, дошел до Ясс, прошелся на запад вдоль железки.

        – Ну, что там видать?

        – На станции стоят пять составов.

        – Вчера ж было семь?

        – Два состава ушли.

        – Зенитная артиллерия бьет?

        – Бьет, но слабо.

        – А что на дорогах?

        – Маленькое движение.

        – Туда или оттуда?

        – Главным образом оттуда.

        – Понятно. Балочки хорошо просмотрели?

        – Балочки просмотрел хорошо. В квадрате девятнадцать – сорок восемь обнаружил обоз и обстрелял. Ну и паника там поднялась! Кто куда… Разбежались во все стороны.

        – Правильно, – сказал Шундриков. – Это им не сорок первый год, когда у них было превосходство в воздухе.

        Глаза подполковника Шундрикова весело сверкают.

        Не завидую я фрицам, которые встретятся с Шундриковым на земле или в воздухе. Это прирожденный воздушный боец. Штурмовик до могза костей. Человек железного мужества, стремительных решений, он беззаветно храбр, грозен в бою, беспощаден к врагам и доброжелателен, даже нежен, к своим товарищам.

        Он выглядит очень молодо. В нем есть чтото мальчишеское, задорное, почти детское. Он худощав, строен, быстр в движениях. Его руки, привыкшие к штурвалу, постоянно работают. Если он рассказывает чтонибудь, особенно какойнибудь боевой эпизод, его узкие, гибкие ладони ловко и быстро изображают