91

пяток. Дайте людям. Пусть читают.

        – Спасибо, товарищи.

        – Добрый путь, товарищ.

        – А в Москву поехать скоро можно будет? Интересно посмотреть, какая у вас Москва.

        – Скоро, скоро.

        – Спасибо, товарищи.

        – За что?

        – За то, что пришли.

        – И вам спасибо.

        – За что?

        – За то, что хорошо наших товарищей красноармейцев встречаете.

        – Как же плохо встречать? Они наши братья.

        – Ну, будьте счастливы.

        – Взаимно.

        Наша легковая машина шипит, кряхтит, шумит, трогается с места и весело бежит дальше, пугая непривычных к автомобильному движению крестьянских лошадей.

        Вот жнивье. По жнивью ходят коровы. Мальчикпастушонок в конфедератке до ушей, в худом пальтишке, подпоясанный веревкой, идет за ними.

        – Здорово, молодец!

        – Здравствуйте, товарищи!

        – Чьи коровы?

        – Чьи? Известно, чьи. Панские.

        – А у вас своих коров нет?

        Мальчик весело открывает мелкие белые зубы. Жмурится против солнца.

        – Нет.

        – А земля есть?

        – Две десятины.

        – Семья большая?

        – Восемь человек.

        – На восемь человек две десятины?

        – Ага.

        – Чья же вокруг земля?

        – Помещика.

        – Сколько тебе помещик платит за то, что ты пасешь его коров?

        – Тридцать злотых в год.

        – Это же выходит – два с чемто злотых в месяц?

        – Ага.

        – Много?

        – Зачем много? Мало.

        – Как же вы живете?

        – Бог знает.

        – А бог есть?

        – А как же. Есть.

        – Где же он?

        Мальчик щурится еще больше и показывает пальцем вверх:

        – А на небе.

        – Кто тебе сказал?

        – Ксендз.

        Мальчик подходит к автомобилю и с детской жадностью рассматривает колеса, стекла, фонари.

        – Хочешь быть шофером?

        Его глаза загораются:

        – Ага!

        – Ну, так в чем же дело? Бросай своих панских коров и садись, мы тебя повезем учиться.

        Он понимает, что это шутка, но также понимает, что в этой шутке есть какаято доля правды. Он понимает, что это возможно. Если не сейчас, не сию минуту, то, может быть, через год, через три.

        – Дайте газетку.

        – Бери. Дашь прочесть в деревне.

        – Спасибо, товарищи.

        – За что?

        – За то, что пришли.

        Он смущенно отходит и бредет за коровами, погруженный в свои детские мечты о какойто другой, интересной, богатой жизни, когда можно будет не пасти панских коров, а мчаться на автомобиле по веселому белорусскому шоссе.

        Вот и Сморгонь. Дважды знаменитое местечко. Это в Сморгони Наполеон бросил свою отступающую армию и один укатил в коляске в Париж. Это под Сморгонью в 1915–1917 годах, во время первой мировой империалистической войны, шли небывало жестокие бои.

        Я всматриваюсь вокруг. Узнаю складки местности, линию железной дороги. Даже наши артиллерийские окопы сохранились. Они осыпались, заросли травой, но я узнаю их.

        Возле железнодорожного переезда нас окружает небольшая толпа. Солдат польской армии с велосипедом. Еще один солдат. Старик. Несколько женщин. Расхватывают газеты. Расспрашивают.

        Солдат с велосипедом оказывается артиллеристом. Он сражался под Львовом. Над ним подтрунивают. Он смущенно усмехается, говорит:

        – Мне повезло. Если бы не пришла Красная Армия, мне бы пришлось еще служить и служить. А вот теперь, вместо того чтобы служить панам, я домой еду, к семье.

        Другой солдат – пехотинец. Он деловито спрашивает артиллериста: