64

глазом нацеливались? Через эту чёрную трубочку?

        — Вот именно.

        Ваня некоторое время молчал. Он не решался говорить дальше. То, что он хотел попросить, казалось ему слишком большой дерзостью. За такую просьбу, пожалуй, отберут обмундирование и отчислят в тыл.

        И всё же любопытство взяло верх над осторожностью.

        — Дяденька…— сказал Ваня, выбирая самые убедительные, самые нежные оттенки голоса, — дяденька, только вы на меня не кричите. Если не положено, то и не надо, я ничего не имею. Разрешите мне один раз — один только разик, дядечка! — посмотреть в трубку, через которую вы нацеливались.

        — Отчего же, это можно. Загляни. Только аккуратно. Наводку мне не сбей.

        Не смея дышать, Ваня подошёл на цыпочках и стал на место, которое уступил ему Ковалёв. Расставив руки в стороны, чтобы какнибудь случайно не сбить наводку, мальчик осторожно приложил глаз к окуляру, ещё тёплому после Ковалёва. Он увидел чёткий круг, в котором светло и приближённо рисовался болотистый ландшафт с зубчатой стеной синеватого леса. Две резкие тонкие черты, крестнакрест делившие круг по вертикали и по горизонтали, делали этот ландшафт отчётливым, как переводная картинка.

        Как раз на скрещении линий Ваня увидел отдельную верхушку высокой сосны, высунувшуюся из леса.

        — Ну как? Видишь чтонибудь? — спросил Ковалёв.

        — Вижу.

        — Что же ты видишь?

        — Землю вижу, лес вижу. Красиво как!

        — А перекрещённые волоски видишь?

        — Ага. Вижу.

        — А замечаешь отдельное дерево? Его как раз пересекают волоски.

        — Вижу.

        — Вот я в эту самую сосну и наводил.

        — Дяденька, — прошептал Ваня, — это и есть самая Германия?

        — Где?

        — Куда я смотрю.

        — Нет, брат, это отнюдь не Германия. Германии отсюда не видать. Германия там, впереди. А ты видишь то, что находится сзади.

        — Как — сзади? Да ведь вы же, дяденька, сюда наводили?

        — Сюда.

        — Ну, стало быть, это и есть Германия?

        — Вот как раз не угадал. Сюда я наводил, это верно. Отмечался по сосне. А стрелял совсем в другую сторону.

        Ваня во все глаза смотрел на Ковалёва, не понимая, шутит он или говорит серьёзно. Как же так: наводил назад, а стрелял вперёд! Чтото чудно.

        Он пытливо всматривался в лицо Ковалёва, стараясь найти в нём выражение скрытого лукавства. Но лицо Ковалёва было совершенно серьёзно.

        Ваня переступил с ноги на ногу, подавленный загадкой, которую не мог понять.

        — Дяденька Ковалёв, — наконец сказал Ваня, изо всех сил наморщив свой чистый, ясный лоб, — а снарядто ведь полетел в Германию?

        — Полетел в Германию.

        — И там ахнул?

        — И там ахнул.

        — И вы через трубку видели, как он ахнул?

        — Нет. Не видел.

        — Э! — сказал Ваня разочарованно. — Значит, вы так себе снарядами кидаетесь, наобум господа бога!

        — Зачем же так говорить, — посмеиваясь в усы и покашливая, сказал Ковалёв. — Мы не наобум кидаемся: там на наблюдательном пункте сидят люди и смотрят, как мы ахаем. Если у нас чтонибудь неладно выйдет, они нам тотчас по телефону скажут, как и что. Мы и поправимся.

        — Кто же там сидит?

        — Наблюдатели. Старший офицер. Иногда взводные офицеры. Когда как. Нынче, например, сам капитан Енакиев ведёт стрельбу.

        — И капитану Енакиеву оттуда видать Германию?

        — А как же!

        — И видать, как мы ахнули?

        — Безусловно. Вот подожди. Он нам сейчас скажет, как там у нас получилось.

        Ваня молчал. Его мысли разбегались. Он никак не мог их собрать и понять, как это всё же получается, что наводят назад, стреляют вперёд, а капитан Енакиев