45

есть один штабной блиндаж, где они меня допрашивали. Куда лучше, чем тот наш, с карбидной лампой. Раза в два больше.

        — Да что ты говоришь?

        — Честное батарейское.

        — А тёплый? — озабоченно спросил Горбунов.

        — Ого! Теплей не надо. И там у них ещё радио было. Всё время играло.

        — Радио? Это нам очень надо, — засуетился Горбунов, почувствовав прилив хозяйственной деятельности. — А ну, где этот блиндаж, показывай!

        — Тут, недалеко.

        — Так давай будем занимать. А то другие для себя захватят. А я уж давно интересовался достать для команды такой блиндаж. Чтобы в нём и радио было. Наша батарея аккурат должна идти по этому направлению.

        Они бросились к блиндажу.

        — Этот? — спросил Горбунов.

        — Этот, — сказал Ваня, презрительно сузив глаза.

        Горбунов вынул из шаровар кусок угля, специально припасённый для подобного случая, и быстро написал на .двери крупными буквами: «Занято командой разведчиков взвода управления первой непобедимой батареи Нского артполка. Ефрейтор Горбунов».

        А тем временем через лес уже мчались, виляя между стволами, грузовики с прицепленными сзади лёгкими семидесятишестимиллиметровыми пушками. Это меняла огневую позицию батарея капитана Енакиева.

16

        — Ну, пастушок, кончено твоё дело. Погулял — и будет. Сейчас мы из тебя настоящего солдата сделаем.

        С такими словами ефрейтор Биденко бросил на койку объёмистый свёрток с обмундированием. Он расстегнул новенький кожаный пояс, которым был туго стянут этот свёрток. Вещи распустились, и Ваня увидел новенькие шаровары, новенькую гимнастёрку с погонами, бязевое бельё, портянки, вещевой мешок, противогаз, шинельку, цигейковую треуховую шапку с красной звездой, а главное — сапоги. Превосходные маленькие юфтовые сапоги на кожаных подмётках со светлыми точками деревянных гвоздей, аккуратно сточенных рашпилем.

        Ваня долго ждал этой минуты. Он мечтал о ней всё время. Он предвкушал её. Но, когда она наступила, мальчик не поверил своим глазам. У него захватило дух.

        Казалось совершенно невероятным, что все эти превосходные, крепко сшитые, новенькие вещи — громадное богатство — теперь принадлежат ему.

        Ваня смотрел на обмундирование, не решаясь дотронуться до него. Особенно хотелось потрогать маленькие латунные пушечки на погонах. Палец так и тянулся к ним, но тотчас отдёргивался, словно пушечки были раскалённые.

        Ваня, дрожа ресницами, смотрел то на вещи, то на Биденко.

        — Это всё мне? — наконец сказал он робко.

        — Безусловно.

        — Нет, скажите правду, дядя Биденко.

        — Правду говорю.

        — Честное батарейское?

        — Честное батарейское.

        — И честное разведчицкое?

        — Это само собой понятно, — сказал Биденко, хмурясь, чтобы не улыбнуться. — Я даже вместо тебя в ведомости расписался.

        — Ух ты, сколько вещей!

        — Вещевое довольствие, — строго заметил Биденко. — Сколько положено, столько и есть. Ни больше ни меньше.

        Только теперь, услышав магические слова «ведомость», «вещевое довольствие», а главное, «положено», Ваня наконец понял, что это не сон. Вещи действительно принадлежат ему.

        Тогда он не торопясь, похозяйски стал перебирать и перекладывать их, внимательно рассматривая каждую вещь в отдельности на свет.

        Наконец, всё перебрав и всем насладившись, Ваня сказал:

        — Можно уже надевать обмундирование? Но Биденко покачал головой и засмеялся:

        — Ишь ты, какой скорый! Одеваться. Понравилось! Нет, брат, прежде мы с тобой в баньку сходим, затем патлы твои снимем, а уж потом и воина из тебя делать будем.

        Ваня