26

за мальчик!

        Сроду ещё не видал Ваня такого роскошного мальчика. На нём была полная походная форма гвардейской кавалерии: шинель — длинная, до пят, как юбка; круглая кубанская шапка чёрного барашка с красным верхом; погоны с маленькими стременами, перекрещёнными двумя клинками; шпоры и, как венец всего этого воинского великолепия, яркоалый башлык, небрежно закинутый за спину.

        Лихо откинув чубатую голову, мальчик чистил небольшую казацкую шашку, почти до самой рукоятки втыкая клинок в мягкую лесную землю.

        К такому мальчику даже страшно было подойти, не то что с ним разговаривать. Однако Ваня был не робкого десятка. С независимым видом он приблизился к роскошному мальчику, расставил босые ноги, заложил руки за спину и стал его рассматривать.

        Но военный мальчик и бровью не повёл. Не обращая на Ваню никакого внимания, он продолжал своё воинственное занятие. Изредка он озабоченно сплёвывал сквозь зубы.

        Ваня молчал. Молчал и мальчик. Это продолжалось довольно долго. Наконец военный мальчик не выдержал.

        — Чего стоишь? — сказал он сумрачно.

        — Хочу и стою, — сказал Ваня.

        — Иди, откуда пришёл.

        — Сам иди. Не твой лес.

        — А вот мой!

        — Как?

        — Так. Здесь наше подразделение стоит.

        — Какое подразделение?

        — Тебя не касается. Видишь — наши кони.

        Мальчик мотнул чубатой головой назад, и Ваня действительно увидел за деревьями коновязь, лошадей, чёрные бурки и алые башлыки конников.

        — А ты кто такой? — спросил Ваня. Мальчик небрежно, со щегольским стуком кинул клинок в ножны, сплюнул и растёр сапогом.

        — Знаки различия понимаешь? — сказал мальчик насмешливо.

        — Понимаю! — дерзко сказал Ваня, хотя ничего не понимал.

        — Ну так вот, — строго сказал мальчик, показывая на свой погон, поперёк которого была нашита белая лычка. — Ефрейтор гвардейской кавалерии. Понятно?

        — Да! Ефрейтор! — с оскорбительной улыбкой сказал Ваня. — Видали мы таких ефрейторов! Мальчик обидчиво мотнул белым чубом.

        — А вот представь себе, ефрейтор! — сказал он.

        Но этого показалось ему мало. Он распахнул шинель. Ваня увидел на гимнастёрке большую серебряную медаль на серой шёлковой ленточке.

        — Видал?

        Ваня был подавлен. Но он и виду не подал.

        — Великое дело! — сказал он с кривой улыбкой, чуть не плача от зависти.

        — Великое не великое, а медаль, — сказал мальчик, — за боевые заслуги. И ступай себе, откуда пришёл, пока цел.

        — Не больно модничай. А то сам получишь.

        — От кого? — прищурился роскошный мальчик.

        — От меня.

        — От тебя? Молод, брат.

        — Не моложе твоего.

        — А тебе сколько лет?

        — Тебя не касается. А тебе?

        — Четырнадцать, — сказал мальчик, слегка привирая.

        — Ге! — сказал Ваня и свистнул.

        — Чего — ге?

        — Так какой же ты солдат?

        — Обыкновенный солдат. Гвардейской кавалерии.

        — Толкуй! Не положено.

        — Чего не положено?

        — Больно молод.

        — Постарше тебя.

        — Всё равно не положено. Таких не берут.

        — А вот меня взяли.

        — Как же это тебя взяли?

        — А вот так и взяли.

        — А на довольствие зачислили?

        — А как же.

        — Заливаешь.

        — Не имею такой привычки.

        — Побожись.

        — Честное гвардейское.

        — На все виды довольствия зачислили?

        — На все виды.

        — И оружие дали?

        — А как же! Всё, что положено. Видал мою шашечку? Знатный, братец, клинок. Златоустовский. Его, если хочешь знать, можно колесом согнуть, и он не сломается. Да это что? У меня ещё бурка есть. Бурочка что надо. На красоту! Но я её только в бою