мокрыми с ног до головы. Тогда они, хохоча и
отдуваясь, повалились на банки и в изнеможении застонали.
Ветерок уносил туман. Из воды в глаза ударило солнце, словно под лодку
вдруг подставили зеркало.
Берег проявлялся из мути, как переводная картинка.
Яркий майский день заиграл всеми своими голубыми, сиреневыми и зелеными
красками.
- Ну, побаловались, и будет, - строго сказал Терентий, вытирая рукавом
мокрый лоб с белым атласным шрамом. - Пошли дальше.
Мальчики стали серьезны и налегли на весла.
Петя старательно сопел, высунув язык. Правду сказать, он немного уже
устал. Но он ни за что не сознался бы в этом перед Гавриком.
Кроме того, мальчика сильно беспокоил вопрос: маевка это уже или еще не
маевка? Однако ему не хотелось спрашивать, чтобы опять не оказаться в
дураках, как тогда с Ближними Мельницами.
Мотя сказала, что маевка - это рабочая пасха. Но вот они уже добрых
полчаса плывут вдоль берега, а до сих пор что-то не видать ни кулича, ни
окорока, ни крашеных яиц. Впрочем, может быть, это так и полагается. Ведь
пасха-то не просто пасха, а рабочая.
Вес же в конце концов мальчик не выдержал.
- Послушайте, - сказал он Терентию, - это уже самая маевка или еще нет?
- Еще не маевка.
- А когда она будет? Скоро?
Сказав это, Петя тотчас приготовил преувеличенно веселую, льстивую
улыбку.
На основании долголетнего опыта разговоров со взрослыми он знал, что
сейчас ему ответят: "Как начнется, так и будет". - "А когда начнется?" -
"Как будет, так и начнется".
Но, к Петиному удивлению, Терентий ответил ему совершенно как
взрослому:
- Сначала подъедем до Малого Фонтана - заберем одного человека, а там и
маевку будем начинать.
Действительно, на Малом Фонтане в шаланду прыгнул франтоватый господин
с тросточкой и веревочной кошелкой. Он со всего маху сел рядом с Терентием,
воровато оглянулся на берег и сказал:
- Навались. Поехали.
Это был матрос.
Но боже мой, как он был наряден!
Мальчики смотрели на него с полуоткрытыми ртами, восхищенные и
подавленные его неожиданным великолепием. Они до сих пор даже не
предполагали, что человек может быть так прекрасен.
Мало того, что на нем были кремовые брюки, зеленые носки и ослепительно
белые парусиновые туфли.
Мало того, что из кармана синего пиджака высовывался алый шелковый
платок и в галстуке рисунка "павлиний глаз" сверкала сапфировая подковка.
Мало того, что на груди коробком стояла крахмальная манишка, а щеки
подпирал высокий крахмальный воротник с углами, отогнутыми, как у визитной
карточки.
Наконец, мало того, что твердая соломенная шляпа "канотье" с полосатой
лентой франтовски сидела на затылке.
Всего этого было еще мало.
На животе у него болталась цепочка со множеством брелоков, а на изящно
растопыренных руках красовались серые матерчатые перчатки. И это
окончательно добивало.
Если до сих пор для мальчиков еще не вполне был выяснен вопрос, кто
роскошнее всех на свете - писаря или квасники, то теперь об этом смешно было
думать. Можно было смело - не глядя! - отдать всех квасников и всех писарей
за одни только закрученные усики
