ни
малейшего желания быть "спасенным". Наоборот, он явно старается уйти как
можно дальше от спасителей. Кроме того, он превосходно плывет, а до берега
сравнительно недалеко.
Так что все в порядке.
Нет никаких оснований волноваться.
Напрасно усатый хватал старшего помощника за рукав, делал зверские
глаза, требовал остановить пароход и спустить шлюпку.
- Это политический преступник. Вы будете отвечать!
Помощник флегматично пожал плечами:
- Не мое дело. Не имею приказанья. Обратитесь к капитану.
Капитан же только махнул рукой. И так опаздываем. Куда там, батюшка!
Очень нужно. Вот через полчасика пришвартуемся, тогда и ловите своего
политического. А у нас пароходство коммерческое и частное. Оно политикой не
занимается, и на этот счет нет никаких инструкций.
Тогда усатый, ругаясь сквозь зубы, с ободранной мордой, стал
пробираться сквозь толпу приготовившихся к высадке пассажиров третьего
класса к тому месту, куда должны были подать сходни. Он грубо расталкивал
испуганных людей, наступал на ноги, пихал корзины и наконец очутился у
самого борта, с тем чтобы первому выскочить на пристань, как только
причалят.
Между тем голова матроса уже еле-еле виднелась в волне среди флажков,
качавшихся над рыбачьими сетями и переметами.
9 В ОДЕССЕ НОЧЬЮ
Берег быстро темнел, становился голубым, синим, лиловым. На суше уже
наступил вечер. В море было еще светло. Глянцевая зыбь отражала чистое небо.
Но все же вечер чувствовался и тут.
Выпуклые стекла незаметно зажженных сигнальных фонарей на крыльях
парохода - настолько темные и толстые, что днем невозможно было отгадать,
какого они цвета, - теперь стали просвечивать зеленым и красным и хотя еще
не освещали, но уже явственно светились.
Синий город, с куполообразной крышей городского театра и колоннадой
Воронцовского дворца, возник как-то сразу и заслонил полгоризонта.
Водянистые звезды портовых фонарей жидко отражались в светлом и
совершенно неподвижном озере гавани. Туда и заворачивал "Тургенев", очень
близко огибая толстую башню, в сущности, не очень большого маяка с колоколом
и лестницей.
В последний раз в машинном отделении задилинькал капитанский звонок.
- Малый ход!
- Самый малый!
Быстро и почти бесшумно скользил узкий пароходик мимо трехэтажных носов
океанских пароходов Добровольного флота, выставленных в ряд с внутренней
стороны брекватера. Чтобы полюбоваться их чудовищными якорями, Пете пришлось
задрать голову.
Вот это пароходы!
- Стоп!
В полной тишине с разгону, не уменьшая хода, несся "Тургенев" наискось
через гавань - вот-вот врежется в пристань.
Две длинные морщины тянулись от его острого носа, делая воду полосатой,
как скумбрия. По борту слабо журчала вода.
От надвигавшегося города веяло жаром, как из печки.
И вдруг Петя увидел торчащие из зеркальной воды трубу и две мачты. Они
проплыли совсем близко от борта, черные, страшные, мертвые...
Пассажиры, столпившиеся у борта, ахнули.
- Потопили пароход, - сказал кто-то тихо.
"Кто же потопил?" - хотел спросить мальчик, чувствуя ужас. Но тут же
увидел еще более жуткое: железный
