Все мысли Пети были тут, на берегу, в Одессе.
Он ни за что не поверил бы, если бы ему сказали, что совсем-совсем
недавно, лишь сегодня утром, он чуть не плакал, прощаясь с экономией.
Какая экономия? Что за экономия? Он уже забыл о ней. Она уже не
существовала для него... до будущего лета.
Скорее, скорее в каюту, торопить папу, собирать вещи!
Петя повернулся, чтобы бежать, и вдруг похолодел от ужаса... Тот самый
матрос с якорем на руке сидел на ступеньке носового трапа, а усатый шел
прямо на него, без пенсне, руки в карманах, отчетливо скрипя "скороходами".
Он подошел к нему вплотную, наклонился и спросил не громко, но и не
тихо:
- Жуков?
- Чего - Жуков? - тихо, как бы через силу произнес матрос, заметно
побледнел и встал на ступеньки.
- Сядь. Тихо. Сядь, я тебе говорю.
Матрос продолжал стоять. Слабая улыбка дрожала на его посеревших губах.
Усатый нахмурился:
- С "Потемкина"? Здравствуй, милый. Ты бы хоть сапожки, что ли,
переменил. А мы вас ждали, ждали, ждали... Ну, что скажешь, Родион Жуков?
Приехали?
И с этими словами усатый крепко взял матроса за рукав.
Лицо матроса исказилось.
- Не трожь! - закричал он страшным голосом, рванулся и изо всех сил
толкнул усатого кулаком в грудь. - Не тр-рожь больного человека, мор-рда!
Рукав затрещал.
- Стой!
Но было поздно.
Матрос вырвался и бежал по палубе, увертываясь и виляя между корзинами,
ящиками, людьми. За ним бежал усатый.
Глядя со стороны, можно было подумать, что эти двое взрослых людей
играют в салки.
Они, один за другим, нырнули в проход машинного отделения. Затем
вынырнули с другой стороны. Пробежали вверх по трапу, дробно стуча подошвами
и срываясь со скользких медных ступенек.
- Стой, держи! - кричал усатый, тяжело сопя.
В руках у матроса появилась оторванная откуда-то на бегу рейка.
- Держи, держи-и-и!
Пассажиры со страхом и любопытством сбились на палубе. Кто-то
пронзительно засвистел в полицейский свисток.
Матрос со всего маху перепрыгнул через высокую крышку люка. Он
увернулся от усатого, обежавшего сбоку, вильнул, перепрыгнул через люк
обратно и вскочил на скамейку. Со скамейки - на перила борта, схватился за
флагшток кормового флага, изо всей силы шарахнул усатого рейкой по морде и
прыгнул в море.
Над кормой взлетели брызги.
- Ах!
Пассажиры все, сколько их ни было, качнулись назад, будто на них
спереди дунуло.
Усатый метался возле борта, держась руками за лицо, и хрипло кричал:
- Держите, уйдет! Держите, уйдет!
Старший помощник шагал вверх по трапу через три ступеньки со
спасательным кругом.
- Человек за бортом!
Пассажиры качнулись вперед к борту, будто на них дунуло сзади.
Петя протиснулся к борту.
Уже довольно далеко от парохода, среди взбитого белка пены, на волне
качалась, как поплавок, голова плывущего человека.
Но только он плыл не к пароходу, а от парохода, изо всех сил работая
руками и ногами. Через каждые три-четыре взмаха он поворачивал назад злое,
напряженное лицо.
Старший помощник заметил, что человек за бортом, видать, не имеет
